Когда Аделаида была маленькой, она ездила с родителями в парк аттракционов где-то на океанском побережье. Отбившись от заигравшегося в Whack-a-mole (это где кувалдой по бобрам бьёшь) отца, девочка зашла в странную комнату ужасов и там, среди лабиринтов, кого-то встретила. Спустя много лет она, уже с мужем и детьми, приезжает в то же место и против собственной воли вновь оказывается около злополучного луна-парка. А уже ночью на пороге семейного дома появляются их точные копии — одетые в красное, не умеющие толком говорить и очень, очень злые.Бывший комик Джордан Пил в пространство хоррора ворвался внезапно, дерзко и запредельно громко. Его дебютный «Прочь» триумфально прошёлся по мировому прокату и (что для жанрового кино большая редкость) всевозможным наградам, вырвал «Оскар» из рук Мартина МакДоны и вновь заставил людей говорить о «ренессансе ужасов», «новой волне хорроров» и прочей скучной системологии. Сам фильм при этом был не столько страшным, сколько смешным, и не столько «ужастиком», сколько толстой, но остроумной сатирой. Такое ощущение, что все хоррорные регалии Пилу дали немножко «на вырост». Ведь «Мы» — при том, что фильм всё так же остроумен, — в жанровую тенденцию укладывается намного лучше и легко рифмуется с каким-нибудь It Follows.
Социальную метафорику дебюта заменила символика общая и неоднозначная. Так прямо трактовать «Мы», как это было с «Прочь», уже не выйдет: фильм не работает строго по тексту, а всё чаще уходит на уровень имажинативный, в область страшных снов и мрачной эзотерики. Здесь и тонкая нереальность It Follows, и лёгкий абсурд «Реинкарнации» — когда тебе и страшно, и нелепо, и смешно, и оттого лишь ещё страшнее. Это один из тех фильмов, которые будут массово «анализировать» где-нибудь на YouTube, искать «скрытые смыслы» и объяснять концовку. Не понимая, что ужас здесь, как часто бывает в хороших хоррорах, иррационален и нет абсолютно никакого смысла познавать его умозрительно, пытаться подстроить под рамки обывательской «логики».
Пил, не отбрасывая достижения «Прочь», в своей второй работе уходит намного глубже в жанр. В «Мы» он охотнее играется с чисто хоррорными элементами, кадровым пространством и отношениями камеры и героев — тем, что раньше скрывалось за диалогами и едкой сатирой. И это любопытно, ведь даже в «Прочь» самые яркие моменты связаны не с социальными колкостями, а с исключительной визуальной пластикой: момент погружения в гипноз и замечательная сцена, где чернокожий работник по-монтипайтоновски бежал на главного героя. В «Мы» таких моментов на порядок больше — фильм вообще любит пугать композицией и ракурсами, а не кричащими в объектив страшными рожами. В отличие от некоторых, Пил понимает, что отсутствие на экране монстра обычно куда страшнее, чем его присутствие.
Забавно, что при всей аскетичности «Прочь» — фильма слишком цельного и спартанского, чтобы быть дебютом, — «Мы» таковой как раз очень напоминает. Несдержанный, иногда сбивчивый, но крайне амбициозный и изобретательный, словно режиссёр пытался разом раскрыть все карты и показать всё, что умеет. Тут, конечно, сам материал того требует — в нём больше и смешного, и страшного, и надрывного. Потому и фирменный крупный кадр с плачущими глазами на Лупите Нионго задерживается чаще, чем на Дэниеле Калуйе: учитывая, что она играет здесь двух героинь, иногда диалоги и вовсе превращаются в дуэль немигающих взглядов одной актрисы. Она здесь, к слову, прекраснее прежнего — со времён первого появления в «12 лет рабства» Лупите ещё никто не давал роль столь сложную и яркую.
Главная проблема «Мы» генетически передалась ему от дебюта — ближе к финалу Джордан Пил заговаривается и начинает объяснять то, что вполне могло остаться недосказанным. Приличный финальный твист из-за этого остаётся слегка смазанным — впрочем, некритично. Даже так, со всеми своими шероховатостями и неровностями, «Мы» ступил туда, куда не каждый хоррор осмеливается. И ещё раз заверил нас, что жанр находится в правильных руках.
Источник: film.ru